Мария Кадменская

Депрессия, кажется, возникает из ниоткуда и охватывает надолго. Современное бедствие, но до лечения часто доходят руки, только если уже совсем плохо. Важно знать об этом больше. Для этого статья.

Написала по мотивам статьи Дж. Хейнц с говорящим названием «Состояние депрессивного отчаяния: отсутствие языка выражения»  из сборника «Психоанализ депрессий». В качестве пояснения теории я представила психодинамический разбор драмы А.П.Чехова «Иванов».

Кит не про самоубийство, а про висящее в воздухе неподходящее и неопределенное, которое есть, но никто не хочет замечать.

     «В своей практике я обнаружила, что некоторые люди страдают от депрессии потому, что у них нет представления о своем внутреннем мире или о бессознательном. Они знают, что страдают, но у них нет ни малейшего представления, почему это происходит, и иногда чувство изоляции и разрастающаяся жалость к себе толкают их к суицидальному отчаянию.» (Д.Хейнц, стр. 37)

   «Спусковым крючком» для депрессии являются жизненные события, к которым относится глубокая утрата, будь то потеря любимых людей или собственных жизненных амбиций и иллюзий, временное или постоянное снижение самооценки" (стр.33), причиной которого может быть переживаемое отвержение или символическая утрата самости или статуса. Нередко человек может связать свое состояния с произошедшими событиями, но психика адаптивно удерживает эмоциональное и смысловое содержание этих связей отщепленным вне осознания, не справляясь с возможностью их выносить и перерабатывать. На эту способность — переживать потерю и восстанавливаться после неизбежных тревог и ударов судьбы, влияет ранняя история развития человека, в особенности его уязвимость к нарциссическим травмам (травмам, нанесенным его самоуважению), пережитые расставания и лишения. При этом, «хотя большинство людей, страдающих депрессией, переживали определенные стрессовые события, и очевидно, что стресс и тревожность способствуют развитию депрессии, она возникает лишь у одного из пяти человек, переживших аналогичные личные трагедии.» (Д.Хейнц, стр.43)

   Депрессия всегда скрывает в себе агрессию, даже больше — служит механизмом подавления агрессии. За неимением потерянного объекта, который нанес рану/вызвал гнев своим уходом, и к которому ее нельзя адресовать, чтобы не разрушить, она направляется внутрь, на самого страдающего. Агрессивные атаки вовнутрь могут приводить к апатии, снижению энергии, эмоциональному онемению, а также к невозможности ментализировать — мыслить и переживать, используя воображение, метафору и символическое отношение, которые могли бы дать доступ во внутренний мир болезненных переживаний. Депрессивная агрессивность к себе может приводить к психосоматическим заболеваниям, самоповреждающему поведению, случайной травматизации и др. В общении с родственниками и терапевтом озабоченность психосоматическими симптомами будет замещать и воплощать в себе психологическое/душевное страдание, которое с трудом удается читать за этими симптомами подготовленному психотерапевту. Также и беспокойство за то, смогут ли его вылечить — психотерапевт, лекарства или психотерапия, частенько только об этом и может думать и говорить пациент — это проявление того, что мышление человека сковано ужасом, и он лишен возможности думать и переживать, а значит, единственного пути освобождения от страдания. «Один из самых ужасных аспектов депрессии заключается в том, что попавший в ее ловушку человек не может поверить, что ситуация когда-либо изменится.» (Д.Хейнц, стр. 41) В помощь пациенту в этом случае может использоваться фармакология, когда переживание депрессии на начальных или сложных этапах психотерапии слишком сильно, и пациенту слишком тяжело, чтобы думать.

   Джейн Хейнц говорит о герое одноименной драмы А.П. Чехова — Иванове, который переживает депрессию настолько сильную, что совершает самоубийство. Искажения переживаний героя, которые так видимо изображены в драме великим автором, в точности отражают те странности восприятия и чувствования, которые происходят с психикой, подвергающейся депрессии. Поэтому на этом примере хочу пояснить теоретическую часть статьи. (Чтобы не испортить Вам эффект собственного непосредственного прочтения, хочу предупредить заранее — я довольно подробно собираюсь разобрать произведение).

Мы застаем Николая Алексеевича Иванова в сложный период его жизни — умирает от туберкулеза его жена. Он «женился по страстной любви и клялся любить вечно» около 5 лет назад, она «ради [него] переменила веру, [имя], бросила мать и отца, ушла от богатства». Сейчас он страдает, но избегает свою жену, не делится с ней переживаниями, считает, что разлюбил ее, пытается искать утешения у молодой девушки, которая влюблена в него.

Вот как он ощущает свои страдания — физически: «Я стал раздражителен, вспыльчив, резок, мелочен до того, что не узнаю себя. По целым дням у меня голова болит, бессонница, шум в ушах... А деваться положительно некуда... Положительно...»

Он не находит себе места: «Дома мне мучительно тяжело! Как только прячется солнце, душу мою начинает давить тоска. Какая тоска! Не спрашивай, отчего это. Я сам не знаю. Клянусь, не знаю! Здесь тоска, а поедешь к Лебедевым, там еще хуже; вернешься оттуда, а здесь опять тоска, и так всю ночь... Просто отчаяние!..»

Он жестоко нападает на себя: «Нехороший, жалкий и ничтожный я человек... Как я себя презираю, боже мой! Как глубоко ненавижу я свой голос, свои шаги, свои руки, эту одежду, свои мысли.»

«Как вы мне все надоели» — он хотел бы погрузиться в нарциссическую аморфность (раствориться сам в себе).

«Вероятно я страшно виноват, но мысли мои перепутались, душа скована какою-то ленью, и я не в силах понимать себя. Не понимаю ни людей, ни себя» — его мышление атаковано депрессией так, что становится невозможно думать.

Эти страдания — и есть депрессия — они тяжело переносимы, мучительны и не проясняют характера «раны», которая причиняет боль. Именно для них у Н. нет слов и возможности их пережить. Дальше нам придется думать психодинамически, важно понять характер и причину этой боли, чтобы было возможно ее лечить. Можно видеть, что боль причиняют отношения с женой, Н. пытается ей объяснить: «Немножко жестоко это говорить, но лучше сказать... Когда меня мучает тоска, я... я начинаю тебя не любить. Я и от тебя бегу в это время». Если бы он просто «не любил ее», то все могло бы протекать спокойнее, основываясь на сочувствии и жалости. Но он активно убегает, словно ему больно быть с ней, такие чувства он испытывает. Что тогда за этим «не люблю»? Если Вас оставляет близкий человек, с которым Вы строите свою жизнь, какие чувства Вы будете испытывать? Страх покинутости, отчаяние, печаль, беспомощность, и гнев, и обиду. Бежит ли он от своего гнева на нее, боится навредить, защищает ее от своих разрушительных чувств, как мы поступаем с дорогими нам объектами? Думаю, да. Правде это усиливает его депрессию, потому что эти разрушительные чувства остаются внутри, и не находя возможностей выйти наружу, разрушают его. Но также он активно бежит от признания предстоящей потери.

«Прежде я много работал и много думал, но никогда не утомлялся; теперь же ничего не делаю и ни о чем не думаю, а устал телом и душой. День и ночь болит моя совесть, я чувствую, что глубоко виноват, но в чем собственно моя вина, не понимаю. А тут еще болезнь жены, безденежье, вечная грызня, сплетни, лишние разговоры, глупый Боркин...» Усталость может возникать от неимоверных усилий сдерживать переживания и боль, которые копятся внутри невысказанными.

Что это за мучительные переживания? Н. даже не связывает свое состояние со смертельной болезнью его жены. Это событие, которое везде присутствует, но никем из героев не переживается. Избегание этого события позволяет не сталкиваться с горем и предстоящей потерей, утратой. Но что он теряет с потерей своей жены? Какую часть себя — кто он без нее? Без ее поступка, который их связал? Без ее веры в его мечты, который создают их мир. Она — его слушатель и восхищенный поклонник, он любим ею, похоже бесконечно и самозабвенно. Также и он — любил ее страстно, вкладывал свои мечты, планы, чувства, связывал их с ней, тем самым помещая в нее свою мечтающую часть, а также часть не одинокую, разделенную, небезответную, и еще ту, которая может любить, верить и жить чувствами. Он потеряет все их с ее смертью, если не заберет себе обратно. А он не хочет прорабатывать свое горе. «Вы вот говорите мне, что она скоро умрет, а я не чувствую ни любви, ни жалости, а какую-то пустоту, утомление.» Он не может прикоснуться к своей ране, потому что депрессия стремится подавить все живое.

Только с продвижением драмы, когда он уже испробовал все возможности быть услышанным — говорил с доктором, говорил с влюбленной в него девушкой, но это не принесло понимания и облегчения, все же появляется то, за чем можно услышать символическое переживание его страдания: «А теперь, о боже мой! утомился, не верю, в безделье провожу дни и ночи. Не слушаются ни мозг, ни руки, ни ноги. Имение идет прахом, леса трещат под топором. (Плачет.) Земля моя глядит, как сирота. Ничего я не жду, ничего не жаль, душа дрожит от страха перед завтрашним днем...» Кто здесь сирота? Кого словно рубят топором? Смерть начинает присутствовать здесь, оставляя его сиротой, все ценное превращая в прах, разрушение и останки, погружая в пустоту и ужасный страх...

Точно направленные, не на лес и имение, а на самого Н., эти чувства могли бы соединить и сделать осмысленными все его страдания. Глубина потери в этих словах разъясняет, почему к ним так тяжело прикоснуться, и что именно приведет Н. к самоубийству. Но психика психика защищается, и не дает этого понять, защищаясь депрессией/подавлением. Тогда человек не может горевать — то есть оплакать свою потерю и принять новую реальность. Он оказывается связан внутри себя с мертвым объектом, и не может жить дальше. В этом случае это привело к самоубийству, но во многих других случаях, люди просто живут, инкапсулируя в себя потерю, а значит — печаль, вину, гнев, опустошенность, обиду, покинутость и другие тяжелые чувства, и тогда они не заканчиваются, и мертвый человек не умирает на самом деле. Это очень трагично, потому что человек не чувствует себя полностью живым, часто не может привязываться к кому-то еще. Может из-за преданности, может из-за раны потери, которую страшно повторять.

Я не затрагиваю личностных предпосылок Н., которые привели именно к депрессивному реагированию на горе. Я не касаюсь его пассивной агрессивности к объекту своего страдания.

Но есть вероятность, что психотерапия спасла бы Н., хочется добавить в заключение.

Спасибо за прочтение. Мне было бы ценно услышать, как это произведение и мой взгляд на него отозвались в Вас.